Как Четвертая промышленная революция влияет на международные отношения

Взаимосвязь технологий, геополитики и идеологии интересует не одно поколение американских элит. 27 декабря 1958 года состоялось совместное заседание Американской ассоциации политических наук (APSA) и Американской ассоциации содействия развитию науки (AAAS). В историю это событие вошло, поскольку именно в тот день профессор Йельского университета Карл Дойч – впоследствии всемирно известный социолог – представил свое видение того, как технологии влияют на международную политику. Интерес к теме в ту пору набирал обороты по обе стороны океана: советско-американская гонка вооружений и борьба за освоение космоса плотно увязывали научный потенциал государства с его великодержавным статусом.

Мероприятия, подобные совместному заседанию двух ассоциаций, по понятным причинам привлекали не только ученых, но и сотрудников американских госведомств. В это время популярность в академических кругах набирал другой исследователь – молодой доцент Гарвардского университета Генри Киссинджер. Его авторитет в профессиональном сообществе вырос после публикации в том же году книги о влиянии ядерного оружия на внешнюю политику. Доклад Дойча стал заочной полемикой с тезисами Киссинджера.

Дойч оспаривал идею «решающего влияния» технологий на исход войн и доказывал, что чрезмерная вера в технологии играет с государствами злую шутку: они начинают переоценивать собственные научно-технологические достижения, недооценивать достижения противников и делают ставку на «быстрые победы с помощью чудо-оружия», что зачастую оборачивается болезненным поражением. Эти предостережения Дойча обязательно вспоминают, как только США увязнут в очередном конфликте – будь то Вьетнам, Афганистан или Ирак. Но тогда, в конце 1950-х, сообщество разделилось на апологетов и скептиков влияния технологий на стратегию государства: одним оказался ближе подход Киссинджера, другим – Дойча.

Новая волна экспертно-академических дискуссий о роли технологий в политике пришлась на 2000-е. Профессор Джорджтаунского университета и член той самой Американской ассоциации содействия развитию науки (AAAS) Чарльз Вайс придумал метод «шести образов». Технологии, по Вайсу, – это одновременно и «вылетевший из бутылки джинн», чье влияние быстро расходится по международной системе, и способ изменить правила игры; источник проблем и фактор (enabler) развития международных макроявлений; инструмент внешней политики и субъект, управление которым обеспечивает подачу воды на мельницу мировой политики. Тезисы Вайса полемизировали с утверждениями Дойча: технологические новации, настаивал Вайс, влияют на (пере)распределение силы и власти, создают асимметрию в военных конфликтах в пользу наступающей стороны и не способствуют демократизации политических режимов, скорее даже наоборот.

Для госструктур этот подход оказался полезным – разведсообщество США «учло» предложенную аналитическую призму, – но недостаточным. Поскольку в недрах американской разведки традиционно немало поклонников геополитики, предложенная аналитиками Stratfor примерно в то же время теория взаимосвязи технологических и геополитических революций имела едва ли не большую популярность. Её суть в том, что международные отношения в их нынешнем виде – это продукт трех промышленных революций. Эти революции происходили в разное время, но были частью единого непрерывного процесса смены технологических укладов и самой жизнедеятельности человека.

Каждая революция по-своему меняла то, как люди живут, работают, думают и сосуществуют. За каждой промышленной революцией почти сразу же следовала «геополитическая революция». Чтобы понять, как будет выглядеть геополитика будущего, нужно в каждой из предыдущих промышленных революций найти реперные точки, систематизировать их и спроецировать на нынешнюю – Четвертую промышленную революцию. Эта теория выглядела более приземленной, чем предыдущие, что повышало ее шансы быть взятой за основу для внешнеполитического планирования. Тем не менее поиск формулы успеха в великодержавном противостоянии продолжился.

Одним из первых, кто заговорил о глубинных вопросах изменения самого мышления человека в новом технологическом укладе, снова стал Генри Киссинджер. Этот 99-летний патриарх американской внешней политики последние годы проводит в штаб-квартирах и на производствах крупных IT-корпораций. На вопрос, легко ли ему дается переход от изучения дипломатии к изучению микросхем, Киссинджер ответил, что всю жизнь посвятил осмыслению и концептуализации исторических эпох и то, как меняется мир сейчас, он сравнил бы с переходом из «религиозного мировосприятия Средневековья» к «мировосприятию на основе разума эпохи Просвещения». У нынешнего перехода, по мнению Киссинджера, есть одно важное отличие от прошлого этапа: эпоха Просвещения оспаривала конкретную философию, основанную на религиозных воззрениях, – сейчас же никакой единой «мирообразующей» философии нет. Это, предупреждает Киссинджер, создает «риск бесконтрольного и безыдейного распространения технологий, способных изменить мир».